Доклад иеромонаха Даниила (Чадаева) "Духовная безопасность в России"

Духовно-нравственное здоровье имеет одно из основополагающих значений для человека, семьи, общества и государства. В этой сфере вся история человечества свидетельствует о непрекращающейся борьбе между силами добра и зла, света и тьмы, истины и лжи, созидания и разрушения, жизни и смерти. А понимание смысла добра и зла  весьма многообразно. Например, православие считает, что зло есть отвержение, ложная подмена, отсутствие добра, любая форма отдаления, отделения и отпадения от Бога. Однако многие религиозно-духовные системы считают, что зло и добро равноценны, необходимы и равносильны, что они лишь две стороны одной медали. Добро в разных религиозных и мировоззренческих системах также понимается не одинаково. С точки зрения православия, явление, обозначаемое понятием «добро» тождественно явлению, обозначаемому понятием «истина». В свою очередь, совпадают значения понятий «зло» и «ложь». Согласно учению православия, истина (добро) имеет свое онтологическое основание, а ложь (зло) — не имеет.

Битва между добром и проявлениями зла (недостатком или отсутствием добра) происходит как внутри каждого человека, так и в любых социальных структурах. Имеется огромный арсенал духовных средств и методов укрепления добра в людях и обществе, а также борьбы со злом, прежде всего с духовными носителями зла. Однако нельзя уклоняться от применения и иных допустимых христианской нравственностью и светским правом способов противодействия злу. В первую очередь здесь имеются в виду возможности, предоставляемые светским законодательством, правозащитными органами и различными общественными объединениями. Главным же нашим недругом в социальной жизни являются многочисленные культы, выбравшие зло как свой иллюзорный объект поклонения (культы зла). Напомним, что зло есть также недостаток или отсутствие истинности.

При анализе категорий «добро» и «зло» важно также религиозно-духовное уточнение содержания понятий «созидательность» и «деструктивность». При этом целесообразно учитывать важнейшие составляющие вероучений: принятые идеалы (объекты поклонения); понимание духовности; отношение к добру и злу (трактовки происхождения и смысл); определение смысла жизни; построение системы нравственности; отношение к общественным институтам и личности; выбор приемлемых средств и методов достижения цели.

В политологическом смысле созидательность можно определить как любое действие, главной целью которого является создание, развитие и улучшение позитивных явлений и процессов в человеке, семье, обществе и природе. А деструктивность — как любое действие, главной целью которого является нарушение, ослабление, разрушение или уничтожение чего-либо созидательного, а также создание и усиление негативных явлений и процессов в человеке, семье, обществе и природе. В свою очередь деструктивные культы можно определить как такую разновидность религиозных культов, которая разрушительна по отношению к естественному гармоническому состоянию личности: духовному, психическому и физическому (внутренняя деструктивность), а также к созидательным традициям и нормам, сложившимся социальным структурам, культуре, порядку и обществу в целом (внешняя деструктивность).

Важно также то, что в религиозном, политологическом, юридическом, теологическом и философском смысле конструктивно следующее определение религиозного объединения: это такое объединение, которое: создает какое-либо всеобъемлющее мировоззрение; имеет какой-нибудь объект поклонения (Бога, тех или иных духов, вселенский или космический разум, материю, информацию, знание, науку, учителя и т.д.); формирует, исповедует и распространяет учение, связывающее этот объект поклонения с мирозданием, высшими ценностями, проблемой добра и зла, отношением к человеку как таковому, с высшими причинами бытия всего существующего и мира в целом; имеет и применяет какие-либо средства и методы почитания (обожествления) своего объекта поклонения. Это определение помогает в разоблачении тех культов, которые пытаются утаивать свою деструктивную религиозную сущность.

В Российской Федерации процессы появления различных духовных и иных культов зла (сект) приобрели широчайший размах. Термин «секта» официально использован в российском законодательстве (например, в Доктрине информационной безопасности Российской Федерации) и международной юридической практике, поэтому может применяться в государственных и местных документах. Известно несколько источников появления, насаждения, развития и поддержки деструктивных культов:

• духовные искания;
• корпоративные интересы (бренд-религии);
• поиск комфортности и рациональной понятности;
• стремление к острым ощущениям и эмоциям (экзальтации);
• склонность к гордыне, элитарности и власти;
• духовные и психические болезни;
• криминальные интересы;
• попытки расчленения православия и других традиционных созидательных вероучений;
• иностранное вмешательство, направленное на развязывание противоборства, расколов и анархизма в духовном пространстве нашей страны, с целью ослабления единой государственности, социального согласия и культурно-духовной общности российских народов.

Первые два источника в вышеприведенном перечне имеют позитивное значение в том случае, если находятся в русле традиционного созидательного духовного опыта многих поколений и нацеливают человека на путь, ведущий к истине и любви. Остальные относятся к деструктивным (разрушительным, негативным). Деструктивное влияние сказывается в том, что в России и большинстве других стран бывшего «социалистического лагеря» происходит интенсивное и массовое освоение асоциальными личностями и сообществами такой ниши для преступной деятельности, как психика и душа человека.

Причина нашествия деструктивных культов, прежде всего, кроется в духовной опустошенности и неосведомленности значительной части граждан бывших коммунистических государств. Духовно-нравственный кризис возник потому, что социальные институты этих стран десятилетиями целенаправленно пренебрегали насущными духовными потребностями людей.

К сожалению, состояние духовно-нравственного здоровья народов нашей страны, т.е. их единства, целомудрия, целеустремленности, оптимизма, самоуважения уже длительное время под угрозой, что проявляется, в частности, в демографическом кризисе и общем снижении уровня культурности. Все эти деструктивные процессы усиливают неустойчивость социально-политического положения в государстве.

Духовная безопасность нашего государства является неотъемлемой частью его национальной безопасности. Национальная, государственная и конституционная безопасность в целом есть степень защищенности личности, семьи, общества и государства. Она может создаваться тремя путями: прямой защитой от конкретных внешних и внутренних угроз; упреждающей нейтрализацией источников опасности; развитием механизмов самосохранения и саморегулирования непосредственно у самих защищаемых объектов.

Если исходить из содержания второй статьи Конституции Российской Федерации, то мы живем в государстве, где человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Эта правовая норма полностью совпадает с двухтысячелетним христианским пониманием ценности личности. В социальном плане требуется сосредоточение общественного внимания и концентрации всех усилий на обеспечении всесторонней безопасности личности. Государственные интересы в сфере безопасности неизменно должны находиться в гармоничном соотношении с интересами человека.

Безопасность человека столь важна, что не сводима только к его личным правам и свободам, она превосходит даже право на жизнь, она есть главная задача всего общества. Безопасность государства фактически начинается с безопасности личности. Но, с другой стороны, не допустимо извращение духовно-мотивационной сферы личности, не может индивидуалистическая и материальная выгода преобладать над высшими духовными ценностями. В идеале необходимо стремиться к согласному равновесию всех аспектов безопасности. Наиболее общим в данном случае было бы понятие всеобъемлющей социальной безопасности.

Угроз безопасности человеку много: войны, революции, политический авантюризм, преступность, геноцид, психическая агрессия, духовная агрессия, псевдонаучные изыски, болезни, необратимые физиологические и биологические процессы, природно-космические катаклизмы и иные. Среди важнейших составляющих в безопасности можно выделить витальную, физическую, психическую, генетическую, репродуктивную, духовную, интеллектуально-когнитивную и другие. Основными сферами укрепления безопасности можно назвать духовно-мировоззренческую, производственно-экономическую, семейную, воспитательную, образовательную, юридическую, политическую, военную, культурно-досуговую, религиозно-обрядовую и иные.

Анализ факторов, влияющих на безопасность нашей страны, возможен по ряду направлений, например: национальные интересы; угрозы по отношению к национальной безопасности; обеспечение национальной безопасности.

В связи с этим приведем несколько выдержек из Закона Российской Федерации «О безопасности» (в ред. Закона РФ от 25.12.92 N 4235-1, Указа Президента РФ от 24.12.93 N 2288).

«К основным объектам безопасности относятся: личность — ее права и свободы; общество — его материальные и духовные ценности; государство — его конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность.

Граждане, общественные и иные организации и объединения являются субъектами безопасности, обладают правами и обязанностями по участию в обеспечении безопасности в соответствии с законодательством Российской Федерации, законодательством республик в составе Российской Федерации, нормативными актами органов государственной власти и управления краев, областей, автономной области и автономных округов, принятыми в пределах их компетенции в данной сфере.

Совет безопасности Российской Федерации рассматривает вопросы внутренней и внешней политики Российской Федерации в области обеспечения безопасности, стратегические проблемы государственной, экономической, общественной, оборонной, информационной, экологической и иных видов безопасности, охраны здоровья населения, прогнозирования, предотвращения чрезвычайных ситуаций и преодоления их последствий, обеспечения стабильности и правопорядка и ответствен перед Верховным Советом Российской Федерации за состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внешних и внутренних угроз».

Из этих выдержек видно, что общественные объединения входят в систему безопасности вместе со всеми остальными субъектами безопасности. Без этого нереальна единая и эффективная государственная политика в сфере безопасности. Кроме того, подчеркивается, что национальная безопасность состоит из многих компонентов. Правовое сознание, преданность Отчизне и уважение к власти у граждан вырабатываются многими факторами, различающимися по своей социальной значимости. К важнейшим из них относятся религиозные и мировоззренческие, так как они определяют стратегическую позицию не только отдельных личностей, но и социальных структур в отношении права, закона, власти, свободы, обязанности, гражданственности, патриотизма, справедливости, счастья, добра, совести и т.п.

Социальная психология отмечает, что светским правом удается регулировать не более 50% процентов общественных отношений. Остальное входит в сферу традиций, обрядов, привычек, то есть, опять таки, конкретных религий, мировоззрений или… суеверий, зачастую крайне примитивных и разрушительных.

Различные религии имеют неодинаковые, часто противоположные, взгляды на право, государственность, власть и нравственность. Приход к власти сторонников тех или иных религиозных взглядов, особенно деструктивных, чреват конкретными последствиями (зачастую весьма неожиданными) для всей социальной жизни. Например, возможно масштабное негативное воздействие неумеренного пацифизма, свойственного многим неопротестантским и неовосточным культам. Многие тоталитарные политические режимы имели явную или тайную религиозную основу (к примеру, гитлеровский фашизм зиждился на учении Е. Блавадской и скандинавском язычестве, политическая система США — на элитарном масонстве).

Таким образом, правовосознание, нравственность, да и вся культура в значительной степени зависят от того, какие вероучения и как реально влияют на общество и его институты, на отдельные личности. А это означает, что на первое место выходит духовная безопасность личности, семьи, общества и государства.

Особенно важна проблема экстремизма и терроризма. Религиозные экстремисты отдают свои и чужие жизни для достижения целей своих лидеров. В современном мире кровавые религиозные конфликты весьма часты. Поэтому в средствах массовой информации и среди специалистов постоянно обсуждается тема религиозных и псевдорелигиозных деструктивных сект.

Несомненно, что государство в порядке справедливости и самосохранения должно отдавать предпочтение традиционным созидательным религиям, то есть таким, которые внесли и вносят заметный и устойчивый позитивный (созидательный) вклад в историю, традиции, культуру, язык и самосознание народа, государства, человечества.

Итак, для блага государства и подавляющего большинства наших сограждан необходимо приоритетное его сотрудничество именно с традиционными созидательными религиями (на территории большинства регионов России, прежде всего, с Русской Православной Церковью) по направлениям, определенным законодательством Российской Федерации, в том числе и в сфере национальной безопасности. Это соответствует широкой международной практике. Традиционной созидательной религией в общем смысле может считаться такая религия, которая внесла заметный и во времени устойчивый позитивный (созидательный) вклад в историю, традиции, культуру, язык и самосознание народа, государства, человечества.

Во многих правовых документах Российской Федерации прямо раскрывается значимость духовной безопасности. Еще в 1996 году Государственная Дума в своем обращении «К Президенту Российской Федерации об опасных последствиях воздействия некоторых религиозных организаций на здоровье общества, семьи, граждан России» предложила «считать религиозную безопасность российского общества важным приоритетом национальной безопасности наряду с военной, политической, экономической, экологической и социальной».

Военная доктрина Российской Федерации обращает внимание на религиозный экстремизм, на противоправную деятельность религиозных движений, организаций, структур, направленную на нарушение единства и территориальной целостности Российской Федерации, дестабилизацию внутриполитической обстановки в стране.

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации в разделе «В сфере духовной жизни» указывается на наиболее опасные угрозы информационной безопасности в этой сфере, в частности: на возможность нарушения общественной стабильности, нанесение вреда здоровью и жизни граждан вследствие деятельности религиозных объединений, проповедующих религиозный фундаментализм, а также тоталитарных религиозных сект.

Глубоко проработаны вопросы взаимоотношения личности, семьи, народов и государства в Социальной концепции Русской Православной Церкви и других общецерковных документах. Необходимо отметить, что Русская Православная Церковь является, наряду с другими традиционными религиозными созидательными движениями России, одним из естественных охранителей духовной безопасности нашей страны, так как она выдвигает высочайшие требования к личной и общественной совести людей, а также создает самые необходимые условия для ее правильного развития и укрепления. Поэтому православию свойственны такие качества, как милосердие, жертвенность, патриотизм, уважение к власти, жизненная и гражданская активность, социальная терпимость к иноверцам, уважение к национальному самовыражению.

Привлечение Русской Православной Церкви и других традиционных религиозных созидательных движений России к конкретным направлениям деятельности по укреплению безопасности субъектов Российской Федерации правомерно и принесет несомненную пользу всему российскому обществу и большинству российских граждан, прежде всего по направлениям усиления консолидации и патриотизма, повышения сознательности и нравственности, роста инициативы и предприимчивости, укрепления реальной свободы и иных прав личности.

Составлено по материалам книги

А.И. Хвыля-Олинтер. Духовная безопасность и

 духовное здоровье человека, семьи, общества. – М.: «Даръ», 2008.

Иеромонах Даниил (Чадаев)

Доклад иеромонаха Даниила (Чадаева) "Этико-правовые проблемы эвтаназии: православный взгляд"

Термин эвтаназия происходит от греч. - хорошо и - смерть и означает сознательное действие, приводящее к смерти безнадежно больного человека относительно быстрым и безболезненным путем с целью прекращения страданий. Эвтаназия как новый способ медицинского решения проблемы смерти (прекращения жизни) входит в практику современного здравоохранения под влиянием двух основных факторов. Во-первых, прогресса медицины, - прогресса, который включает в себя развитие реаниматологии, позволяющей предотвратить смерть больного, т.е. работающей в режиме управления умиранием. Во-вторых, смены ценностей и моральных приоритетов в современной цивилизации с ее идеей “прав человека” в центре внимания. Неудивительно, что 51,5% и 44,8% российских врачей в возрасте (соответственно) 41-50 и 51-65 лет на вопрос социологического опроса (1991-1992): “Считаете ли Вы допустимой эвтаназию?” - ответили: “Никогда об этом не думал(а)” наряду с вариантами ответов: “Да” и “Нет”. Положительный ответ был дан 49% врачей в возрасте 21-30 лет. Авторы исследования приходят к справедливому выводу о смене ценностных установок профессионального сознания медиков, которые, с одной стороны, сталкиваются с тупиковыми ситуациями на границе между жизнью и смертью, а с другой - являются участниками общих социальных процессов. Различают несколько видов эвтаназии, и прежде всего - активную и пассивную. Активная эвтаназия - это введение врачом летальной дозы препарата. При пассивной эвтаназии прекращается оказание медицинской помощи с целью ускорения наступления естественной смерти. Некоторые объединения западных специалистов, например Совет по этике и судебным делам Американской медицинской ассоциации, вводят понятие поддерживаемое самоубийство. От активной эвтаназии оно отличается формой участия врача. Поддерживаемое самоубийство - это содействие врача наступлению смерти пациента с помощью обеспечения необходимыми для этого средствами или информацией (например, о летальной дозе снотворного). Кроме того, вводится градация “добровольной”, “недобровольной” и “непреднамеренной (невольной)” эвтаназии. В первом случае эвтаназия осуществляется по просьбе компетентного пациента. Недобровольная эвтаназия проводится с некомпетентным пациентом на основании решения родственников, опекунов и т.п. Непреднамеренная эвтаназия совершается без согласования с компетентным лицом. При этом под компетентностью понимается способность пациента принимать решение. Совет по этике и судебным делам АМА допускает при этом, что эти решения могут быть необоснованными. “Люди имеют право принимать решения, которые другие считают неразумными, поскольку их выбор проходит через компетентное обоснование и совместим с личными ценностями”.

Либеральная позиция. Рекомендации и разработки Совета по этике и судебным делам АМА можно рассматривать как пример либеральной позиции по проблеме эвтаназии. Принцип автономии больного (и обязательство врача уважать выбор пациента) безусловно является одним из определяющих пределы этического действия врача. “Мы демонстрируем уважение к человеческому достоинству, когда признаем свободу личности делать выбор в соответствии с ее собственными ценностями”. Эвтаназия становится практическим принципом, если нравственные ценности личности совпадают с выношенным современной цивилизацией правом на предельную самодетерминацию личности. С либеральных позиций эвтаназия основана на фундаментальном человеческом праве - праве умереть, если смерть - единственное избавление от страданий. Основными аргументами в пользу признания добровольной эвтаназии становятся - сострадание к другим и признание права человека самому определять время собственной смерти. Позиция, допускающая эвтаназию, по крайней мере, на уровне отмены поддерживающего жизнь лечения или отказа от него, имеет в своем арсенале еще ряд аргументов. Любой метод, приводящий к смерти, традиционно оценивается как вредный и, следовательно, недопустимый. Но сторонники эвтаназии полагают, что она является “правильным лечением”, направленным на устранение непереносимых болей. Если боль неустранима, то помощь больному, просящему легкой смерти, может рассматриваться как гуманная и милосердная. Предложение смерти как “лечения” боли - один из аргументов медицинского уровня. Следующий аргумент может быть назван “альтруистическим”. Он - в желании тяжело больного человека не обременять собою близких ему людей. Но, как правило, это желание определяется не столько тем, что человек сам действительно хочет уйти из жизни, сколько тем, что он должен так сделать, ибо забота о близких поглощает его индивидуальную волю к жизни. Этот аргумент тесно связан с принципом права на достойную смерть. Нельзя при этом не отметить, что сам принцип достойной смерти формируется с позиций достаточно высокого качества жизни, включающего комфорт, определенную благоустроенность, выбор средств “достойной смерти” и т.п., и основывается при этом на явной доминанте эгоистических мотивов. В современной литературе можно встретить и демографический аргумент. Приемлемость эвтаназии связывается с “существенным постарением населения”, с ростом числа инвалидов преклонного возраста, содержание и лечение которых влечет за собою ряд экономических и социальных проблем. Логическим завершением признания социальной приемлемости эвтаназии является эвтаназия неполноценных. Особенно остро эта проблема встает относительно новорожденных. К экономическим и социальным основаниям принудительной эвтаназии добавляется и генетический фактор: угроза “биологического вырождения”. В отличие от всех перечисленных форм и видов эвтаназии, возможность применения которых все еще далека от социального признания, принудительная эвтаназия уже выходила на уровень практики. Всем известен опыт фашистской Германии, в которой была разработана и осуществлялась “Программа эвтаназии” по отношению к “жизненнонеполноценным” лицам (1938-1939). В 30-е гг. в США существовало общество “Эвтаназия”, которое ставило своей целью изменить законы и легализовать умерщвление “дефективных”. И если в кон. перв. пол. XX в. эти идеи были осуждены мировым сообществом, то в кон. вт. пол. XX в. они вновь набирают силу. При этом, правда, меняется идеология принудительной эвтаназии: на помощь призываются следующие понятия - милосердие но отношению к “бесперспективным” пациентам и справедливость по отношению к их родным или даже обществу в целом, включая страховые компании и государственные учреждения (ибо они финансируют медицинское обслуживание смертельно больных, что вынуждает их сокращать средства на оказание медицинской помощи категориям “перспективных” пациентов).

Консервативная позиция. Использование понятий милосердие и справедливость для оправдания принудительной эвтаназии - это путь к возможному социальному “беспределу”. Более того, использование этих понятий для оправдания эвтаназии - один из признаков подлинного антихристианства. Действительно, что может быть изощреннее понятия “убийство из милосердия”, особенно в случае тяжелой неизлечимой болезни?! Или: может ли не прельстить оправдание эвтаназии как нежелания быть в тягость близким, как формы заботы и даже подлинной любви к ближним? Но подлинная “любовь к ближнему” состоит в том, что возможность в связи с болезнью близкого человека проявить долготерпеливую заботу о нем - это есть то, чем реально и непосредственно можно послужить Богу. Консервативная позиция по проблеме эвтаназии проста и однозначна. “Этика православного христианства отвергает возможность намеренного прерывания жизни умирающего пациента, рассматривая это действие как особый случай убийства, если оно было предпринято без ведома и согласия пациента, или самоубийства, если оно санкционировано самим пациентом”. Подобная оценка эвтаназии отражает не только позицию православного христианства, но и любую консервативную позицию (включая мнение специалистов, - мнение, которое еще 20 лет назад было господствующим в обществе). Основанием для подобной оценки было не только христианское понимание человека, но и влияние врачебной этики Гиппократа, которая однозначно отрицает использование опыта и знаний врача для того, чтобы вызывать “легкую” смерть больного, который просит о такой услуге. Примечательно при этом, что Гиппократ формулирует этот принцип врачебной этики в условиях абсолютной социальной приемлемости самоубийства в культуре Древней Греции и Древнего Рима. Принятие смерти как “вида” медицинского лечения (лечения боли, страдания) может оказаться мощным препятствием на пути развития самого медицинского знания, которое постоянно стимулируется “борьбой со смертью”. Социальное предназначение медицины всегда заключалось в борьбе за действительную человеческую жизнь. В борьбе со смертью по сути дела заключается нравственная сверхзадача медицинской науки и врачевания. Постоянное стремление решить эту сверхзадачу, несмотря на ее неразрешимость, и последовательное сопротивление неизбежности смерти всегда вызывало в обществе уважение и доверие к врачу. Сохранит ли медицина свои социальные позиции, когда система здравоохранения “породит” систему смертеобеспечения? Не чреват ли отказ от последовательного исполнения принципа сохранения и поддержания жизни изменением моральных основ врачевания, от которых в немалой степени зависит результативность врачебной деятельности? Не обречены ли врачи, обеспечивая “достойную смерть” пациенту, на резкое умаление своего собственного достоинства, на участие в сознательном убийстве пациента? Либеральные идеологи пытаются уйти от использования слова убийство. Они даже утверждают, что действие, приводящее к смерти пациента по его просьбе и с его согласия, не может быть названо убийством. Но как оно может быть названо? Симптоматично, что в языке, по крайней мере, в русском, нет слова, обозначающего такое действие. Убийство остается убийством, сохраняя всю тяжесть преступления заповеди не убий (Исх.20,13). А эвтаназия, какие бы благовидные маски она ни принимала, была и остается превращенной формой убийства и самоубийства одновременно. Социальное и юридическое признание эвтаназии не сможет освободить человечество от болезней и страданий. Но стать мощной и самостоятельной причиной роста самоубийств, и не только по мотиву физических страданий, может. Библейское не убий (Исх.20,13) неразрывно связано с отрицательным отношением христианства к самоубийству. Даже такой противник христианства, как Ф. Ницше, признавал, что одна из причин социального признания христианства коренилась именно в его бескомпромиссной борьбе с “неуемной жаждой самоубийства, ставшей столь распространенной ко времени его (христианства) возникновения”.

Атеизм - это мировоззренческая система, в рамках которой невозможно не признать правомерность самоубийства, если уж строго следовать ее исходным принципам и нормам. Среди них: человек создан для счастья, исполнения желаний, наслаждений и т.п., поэтому человек не должен страдать. В условиях невозможности реализации “права на удовольствие” трудно отказать человеку в “праве на самоубийство”. Тем более что человек - самодержавный властелин собственного тела. А его право на предельную самодетерминацию - высшая ценность атеистического мировоззрения. Принцип прав человека не содержит никаких препятствий, которые сдерживали бы людей от самоубийства. Современное атеистическое мировоззрение определяет себя как прогрессивное. Но в случае с “правом на достойную смерть” это прогрессивное “движение вперед” явно меняет свое направление, возвращаясь “назад” - к языческим принципам достоинства. Выход самоубийства с уровня более или менее часто повторяющихся индивидуальных случаев на уровень морально допустимой социальной практики может принять эпидемические параметры, особенно если принять во внимание известную всем культурам “заразительность” идеи самоубийства. При этом нельзя не учитывать ту динамику, с которой возрастает число самоубийств в современном “прогрессивном” обществе.

Еще в 1925г. А. Горский и Н. Сетницкий в работе “Смертобожество” пришли к выводу, что “вообще же в вопросе о жизни и смерти возможно или совместное с жизнью наступление на смерть, или индифферентное отступление от жизни”. Степень и мера отступления - различны в разные времена и в разных странах. Постепенный отказ от общего дела человечества, -дела борьбы со слепыми силами распада приводит к “окончательной стадии отступления”, коей является “принципиально провозглашаемое индивидуальное или коллективное самоубийство как отказ от жизни”. Знаменательно, что ведущей причиной смертности населения России к 90-м гг. XX в. становится смерть по причине самоубийства. Именно эта причина в общей структуре причин смертности выделяется значительным отрывом от смерти людей по причинам болезней разного рода. Согласно статистическим данным, потери от самоубийств выше, чем от болезней органов дыхания, чем от ишемической болезни сердца, и превосходят суммарные потери от инфекционных болезней, болезней нервной системы, болезней органов пищеварения и т.п. Среди групп причин преждевременной смерти смерть по причине самоубийства является наиболее значительным источником потерь населения России.

Не является ли современная либеральная борьба за социальное и юридическое признание эвтаназии если не формой “коллективного самоубийства”, то по крайней мере формой влияния на человеческую волю, - формой, внушающей человеку, что жить надо как можно меньше? Не призвано ли возрождение Православия в России если не остановить, то хотя бы сдержать натиск надвигающейся “духовной” эпидемии “рацио-гуманно-милосердных” форм (приемов) оправдания “права на достойную смерть”, и не просто сдержать этот натиск, но и спасти своих чад? Впрочем, именно история помогает нам понять, что эта дистанция свидетельствует о происходящей в современной культуре подмене образа “мирной и непостыдной смерти” пустым “правом на достойную смерть”. Но как же отличить подлинное милосердие от либерального суррогата?

Церковно-общественный совет по биомедицинской этике принял в 1999г. Заявление “О современных тенденциях легализации эвтаназии в России”: “Возникновение проблемы эвтаназии в нашем обществе непосредственно связано с “мировоззренческим плюрализмом”, признающим существование различных типов ценностных ориентации, включая позицию, допускающую убийство и “право человека на смерть”. По мнению сторонников легализации эвтаназии, это “право” должно быть защищено законом и должно иметь соответствующее организационное обеспечение, используя возможности современной фармакологии и социального института здравоохранения. Церковно-общественный совет по биомедицинской этике считает необходимым в связи с этим заявить следующее: признавая ценность жизни каждого человека, его свободу и достоинство как уникальные свойства личности, созданной по образу и подобию Божию, православные священнослужители, ученые, врачи считают недопустимым реализацию любых попыток легализации эвтаназии как действия по намеренному умерщвлению безнадежно больных людей, рассматривая эвтаназию как особую форму убийства (по решению врачей, или по согласию родственников), либо как самоубийство (по просьбе пациента), либо как сочетание того и другого. Совет выступает против эвтаназии в любой форме, поскольку ее применение неизбежно приведет: 1) к криминализации медицины и к потере социального доверия к институту здравоохранения; 2) к поруганию бесценного дара человеческой жизни; 3) к умалению достоинства врача и извращению смысла его профессионального долга; 4) к снижению темпов развития медицинского знания, в частности, темпов разработок методов реанимации, обезболивающих препаратов, средств для лечения неизлечимых заболеваний и т.п.; 5) к распространению в обществе цинизма, нигилизма и нравственной деградации в целом, что неизбежно при отказе от соблюдения заповеди не убий (Исх.20,13). Квалифицированный врач должен учитывать, что просьба больного об ускорении его смерти может быть обусловлена состоянием депрессия, лишающим больного возможности правильно оценивать свое положение. Нельзя забывать и об особенностях человеческой личности, до последней минуты жизни обладающей свободой выбора и правом на изменение решения. В свете этих факторов Совет считает эвтаназию неприемлемой в нравственном отношении и категорически возражает против рассмотрения законодательных проектов, пытающихся юридически оформить возможность ее применения и тем самым внедрить в общественное сознание допустимость убийства или самоубийства с помощью медицины”.

В социальной концепции РПЦ говорится: «Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией “не убивай” (Исх. 20. 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. “Право на смерть” легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств.

Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства, в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент».

Иеромонах Даниил (Чадаев)

Доклад "Религиозно-государственные истоки кризиса современной семьи" иеромонаха Даниила (Чадаева)

Религиозно-государственные истоки кризиса современной семьи.

И, по причине умножения беззакония,

во многих охладеет любовь.

Мф. 24, 12.

Семья – один из наиболее древних и значимых социальных институтов, взаимодействующий с другими социальными институтами – государством, правом, религией, общественным мнением, образованием и культурой.

Основой семьи является брак между мужчиной и женщиной. Церковь определяет брак, как Таинство, посредством которого два существа соединяются в «единую плоть», в союз, наподобие союза Христа с Церковью. Характерной и главной чертой такого семейного союза при этом должна быть взаимная жертвенность.

Юристы, следуя определению Модестина (римский юрист III века), понимают под браком состояние полной жизненной общности между супругами, пожизненную связь, основанную на божеском и человеческом праве. Переводя эти юридические положения на более простой язык, можно сказать, что в принципе понятие «брак» означало полное слияние двух существ, пожизненное шествие их по дороге жизни и совместное осуществление поставленных себе задач, включающих рождение и воспитание детей.

Как отмечал выдающийся русско-американский социолог ХХ века Питирим Сорокин, «являясь такой самостоятельной ячейкой, семья и помимо брака, как полового союза, была объединена и скреплена рядом других связей. Как союз родителей и детей, она была своего рода независимым хозяйственным целым («домашний очаг») и первой школой и воспитателем. На родителях, обладающих рядом прав по отношению к детям, лежали обязанности – заботиться об их материальной обеспеченности и об умственном и нравственном воспитании. Определённые права и обязанности лежали и на детях. Государство почти не вмешивалось в этот внутренний распорядок семьи. Она была ограждена своего рода запретной стеной, за черту которого, кроме случаев исключительных, носящих уголовный характер, государственная власть не переступала. Она предоставляла семье полную самостоятельность и ревниво оберегала её прочность, независимость и её основы¹».

Одним словом, семья была цельной общественной единицей, ведущей свою самостоятельную жизнь в государстве. Такое состояние семейных патриархальных отношений в России сохранялось веками вплоть до 1917 года.

А вот что говорит П. Сорокин о роли религии в общественной жизни, семьи и брака: «Не будет преувеличением, если я скажу, что одной из главных основ семьи и брака была религия и её покровительство браку и семье, как религиозному, священному установлению. Весь авторитет церкви, вся её святость и в силу этого вся сила государства были пущены в ход для защиты семьи и основ брака. Человек, собиравшийся посягнуть на семейный союз, должен был считаться не только с вопросом удобства и счастья, как теперь, но должен был пойти на великий грех, посягнуть на догматы и авторитет церкви, и сверх того считаться с немалыми карами, налагавшимися государством».²

Религиозной основой брака и объясняется факт бескомпромиссных наказаний за прелюбодеяние, налагавшихся государством на прелюбодеев.

А наказания эти были не малы. Почти во всех первобытных общинах за неразрешённые половые сношения назначалась смерть.

В Ветхом Завете в Библии сказано: «Если кто будет прелюбодействовать с женою замужнею, с женою ближнего своего, да будут преданы смерти прелюбодей и прелюбодейка». Это было в древнем Израиле.

То же было у арабов, в Египте, афинян, в Риме в эпоху XII таблиц и почти во всех древних законодательствах. То же было и у славян в древности и практически у всех народов, проживавших в границах современной России.

Такая же строгость наказаний была и за внебрачную половую связь вообще. Но время шло и вследствие перемен в общественно-экономической жизни России на рубеже 19-20 веков, постепенно изменялись старые верования и религиозные основы брака и семьи. Наказания за внебрачные половые связи, а равно и за прелюбодеяние становятся мягче и мягче, пока постепенно не вымирают. Сама по себе добровольная внебрачная связь, если только в ней нет насилия, хитрости, обмана, «злоупотребления» невинностью, и т.п., связь двух дееспособных лиц – теперь не наказывается. (В России окончательно отменена 994 ст. Уложения о Наказаниях, каравшая за внебрачную связь, в 1902 г.).

Одними из первых документов, принятых большевиками были Декреты – «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов гражданского состояния» - 18 декабря 1917 г., 19 декабря этого же года – «О расторжении брака». Регистрация брака церковью была отменена. Из религиозного установления брак стал «цивильным», т.е. гражданским. Потеря этой религиозной основы брака и семьи имела громадное значение. То, что раньше было Божественным установлением, стало обычным человеческим учреждением; то, что раньше окружено было ореолом святости, превратилось в дело рук человеческих; посягательство на брак, раньше бывшее грехом и преступлением, теперь стало вопросом житейского удобства, комфорта.

Расторгнуть брак стало возможно по заявлению одного из супругов. Были упрощены внутрисемейные отношения, разрешены многочисленные повторные браки. Расцвела практика «свободной любви» как норма новой, коммунистической морали. Большое число детей воспитывалось в неполных, малообеспеченных семьях, массовый характер приобрела беспризорность. Старая «буржуазная» семья отмирала, но новая на ее месте не появилась, и в 30-е годы 20-го века, не в последнюю очередь, и в официальных кругах, стало утверждаться мнение, что в Советской России имеет место быть кризис семьи и брака.

Наступила эпоха сталинизма, и власть отвергла либеральные формы семьи и брака, как угрожающие политической и общественной анархией, как причину беспризорности детей и удручающего экономического и социального положения женщин. Стране нужна была промышленная индустриализация, коллективизация сельского хозяйства и наращивание военного потенциала, а для этого нужно было консолидировать и мобилизовать население. Вместо «отмирания старой семьи при коммунизме», на повестке дня теперь стояло создание ячейки социалистического общества. Партия одобряла активную трудовую деятельность женщин, стабильность и рождаемость.

Характеризуя время правления Брежнева, т.н. «застой», как стали называть это время с легкой руки М.С. Горбачева, можно сказать о социальной защищенности людей, бесплатных медицине и образовании. Был кардинально обновлен жилищный фонд страны. Реальные доходы граждан России увеличились в два раза, в средней советской семье было по два ребенка. В стране грамотно проводилось планирование, и эти планы воплощались в жизнь.

В последней четверти XX века снова возникает кризис семьи как социального института. Реформирование российской экономической системы, начатое перестройкой Горбачева, вызвало трансформацию всех сторон жизни общества. Проводимые реформы не увенчались успехом, страна перешла в затяжную полосу саморазрушения. Произошло банкротство предприятий и дифференциация населения по доходам. По данным еженедельника «Аргументы и факты» (весна 2000 года), в России доходы самых богатых превышали доходы самых бедных в1993 г. в 14 раз, в 1994 г. в 21 раз, в 1995 г. в 60 раз. Наиболее сложным оказалось положение семей с двумя и более детьми, неполных семей, которые скатились за черту бедности. Резко сократилась рождаемость, увеличилось число разводов и неполных семей. Возникли разрушительные тенденции для семьи. Среди них:

1.Потребительское отношение к браку.

2. Эмансипация детей от родителей, изоляция супругов от их родительского окружения.

3. Перегрузка женщины, ее деловая активность.

4.Отсутствие авторитета мужчин в глазах женщины.

5.. Рост внебрачных союзов.

6. Уход от решения жизненных проблем в алкоголизм и наркоманию, сектантство, криминальные структуры.

7. Внутрисемейное насилие.

8.Раннее вступление в половые отношения у молодежи.

У большей части населения страны возникла неуверенность в завтрашнем дне и желание обогащения. Многие исследователи института семьи называют главным негативным следствием реформ 90-годов демографический кризис.

Из 10 стариков, проживающих в домах престарелых, не менее половины имеют способных содержать их родственников. 80% находящихся в детдомах детей имеют родителей, которые их не воспитывают. Россия занимает первое место в мире по числу детей, брошенных родителями и по убыли населения.

До сих пор в нашей стране нет семейной политики в строгом смысле слова или демографической политики в области рождаемости. Постоянно подчеркиваемая в официальных документах необходимость большей заботы о семье, о женщине-матери, проявляется в каждом регионе по-разному, в зависимости от экономической ситуации, но все равно оказывается недостаточной. Расходы на семейную сферу у нас составляют 0,7% от ВВП, причем эта доля год от года уменьшается. В то же время в странах Европы эти расходы составляют 2,5-3%, и это данные по федеральному бюджету, у каждого региона, земли, есть и свои, дополнительные программы поддержки, сказала в интервью «Российской газете» 19 ноября 2012 г. Елена Мизулина, председатель комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей. По оценке Мизулиной, эти выплаты нужно увеличить в 3-4 раза.

В сфере детской политики тоже нет простых решений. В 2001 г. в Ростовской области был запущен пилотный проект «Поддержка осуществления правосудия в отношении несовершеннолетних». В марте 2004 г. в Таганроге был открыт первый в России Ювенальный суд. Наиболее характерной особенностью этого суда явилось участие в судебных заседаниях детей. Работа указанной программы происходит по западным моделям, не учитывающих традиции России. Ювенальная юстиция предполагает охват медицинских вопросов, сексуальное просвещение детей и планирование семьи. Происходит изъятие детей из семей по экономическим показателям. Над десятками тысяч российских семей нависла угроза расставания с детьми. Эти проекты направлены против института семьи и ведут к разрушению семейных отношений.

Интересно, что до сих пор в социологии семьи и демографии чувствуются отголоски характерной для большевизма политики антипатриархальности, антитрадиционализма. Малейшая попытка повышения значимости для существования семьи как социального института взаимосвязи трех поколений, автономного семейного производства, четкого распределения внутрисемейных ролей между родителями и детьми, мужьями и женами, тотчас же толкуется как проповедь патриархальности и домостроевщины.

Трансформация экономических и политических основ жизни (в ее сегодняшних формах – без специальной семейной и демографической политики), при своем возможном успешном развитии, создаст лишь базу благополучия семьи, но автоматически не укрепит, не восстановит институт семьи в общественной жизни. Только специальная семейная политика, поощряющая семейный строй жизни и устраняющая последствия сложившегося при богоборческой власти подавления ценности семейных отношений ценностями идеологическими и государственными, способна обеспечить осуществление двух фундаментальных семейных функций — рождения и воспитания необходимого числа детей. Люди должны «хотеть» семейной жизни и ослаблению этого желания, кризису семьи необходимо положить конец.

В резолюции заседания Патриаршей комиссии по вопросам семьи и защиты материнства от 6 апреля 2012 года, говорится, что поддержка семьи призвана стать общественным приоритетом и одним из важнейших направлений государственной политики. Благополучная многодетная семья – с тремя и более детьми должна стать национальным достоянием. Необходима экономическая поддержка многодетной семьи, программы жилищного кредитования, пособия матерям, программы трудоустройства многодетных. Необходимо посредством СМИ создавать привлекательный образ многодетной семьи. Нужна реформа органов опеки, которые должны выступать защитниками семьи, а не карательными органами. Церковь сегодня инициировала широкую социальную работу, и главным объектом попечения в этой области должна быть семья. Церковь говорит о семье не с точки зрения государственной пользы. Она видит в семье евангельский идеал любви и служения друг другу.

Семья — оплот и возжигатель человеческой любви, так необходимой каждому и всем. Э. Фромм утверждал, что осознание человеческой отдельности без воссоединения в любви – это источник стыда и в то же время вины и тревоги. Во все времена, во всех культурах перед человеком стоит один и тот же вопрос: как выйти за пределы своей индивидуальной жизни и обрести единение в любви. И только любовь позволяет ответить на этот вопрос положительно: «Нередко можно найти двух людей, влюбленных друг в друга и не испытывающих любви больше ни к кому. На самом деле их любовь это эгоизм двоих... Любовь оказывает предпочтение, но в другом человеке она любит все человечество, все, что есть живого ».

Не имеющий опыта любви в семье не в состоянии возлюбить ближнего своего, и вследствии этого стать полноценным членом общества. Любовь представляет собой уникальный род познания, проникновения в тайну личности. «Единственный путь полного знания, это акт любви: этот акт выходит за пределы мысли, выходит за пределы слова. Это смелое погружение в переживание единства³». Семья помогает раскрыться творческому потенциалу личности, способствует ее творческой самореализации. И естественно, что «в целом люди, состоящие в браке, счастливее тех, кто не женат (не замужем), разведен или одинок в результате смерти одного из супругов».

Тысячелетняя история Русского государства накопила огромный опыт духовной жизни в семьях. Из житий святых - это св. Петр и Феврония, (память 28.06), св. Андриан и Наталья (26.08); К мощам св. Кирилла и Марии, родителей преподобного Сергия Радонежского (память 18.01; 28.09), почивающим в Хотькове, приходят семейные пары, прося молитв о даровании им детей и семейного благополучия. Из исторических личностей давших пример высокого жертвенного служения семье следует вспомнить графиню Наталью Долгорукую (Шереметьеву), княгиню Маргариту (в монашестве Марию) Тучкову (Нарышкину), графиню Елену Растопчину. Союз благочестивых сердец: царственная чета Александра III с супругою Марией Федоровной (Софией Фредерикой Догмарой - дочерью датского короля Христиана IX); брата Александра III - великого князя Сергия Александровича с супругою Великою княгинею Елизаветой Федоровной (причисленной к лику святых в 1992 году) - восстанавливают образ семьи великой России, без чего нам нельзя надеяться на ее возрождение. Идеалом и образцом счастливой семьи на долгие годы до скончания века будет семья царственных мучеников, убиенного царя Николая II и причисленная к лику святых 20.08.2000 года.

Счастливые семьи нашего времени отличает совместная единая вера, единый труд, единая увлеченность, помощь друг другу, единые интересы, уровень которых далеко уходит за рамки обыденной жизни. «Кто без Бога собирает, тот расточает», - давно известно. От нас самих зависит, вернемся ли мы к отнятым у нас традициям и духовно-нравственным основам жизни.

Руководитель епархиального юридического отдела

Иеромонах Даниил (Чадаев)

1 Сорокин П. «Кризис современной семьи». http://artlad.ru/magazine/all/310/311/335/340

2 Там же.

. МацковскийМ. С. Социология семьи: Проблемы теории, методологии и методики. М., 1998 г.

3 Осипов Г. В. , Коваленко Ю. П. Социология. М., 1998 г.